В Те­ат­раль­ном цен­тре «На Страст­ном» — пре­мье­ра. Ксе­ния Мар­шан­ская по­ста­ви­ла спек­такль «Ада­жи­ет­то» по рас­ска­зам рус­ской пи­са­тель­ни­цы Зи­на­и­ды Гип­пи­ус. Пер­вы­ми смог­ли уви­деть по­ста­нов­ку фран­цуз­ские зри­те­ли в ок­тяб­ре про­шло­го го­да на сцене Те­ат­ра Пье­ра Кар­де­на в Па­ри­же.

 

— Ксе­ния, как воз­ник­ло на­зва­ние спек­так­ля?

— В лю­бом му­зы­каль­ном про­из­ве­де­нии есть мед­лен­ная часть «ада­жио». Это, как пра­ви­ло, од­на из сред­них ча­стей. Ада­жи­ет­то — это за­кон­чен­ная фор­ма ада­жио, ко­то­рая не тре­бу­ет пре­лю­дии и про­дол­же­ния. Мне эта фор­ма очень близ­ка, по­то­му что она вы­ра­жа­ет лич­ные ис­по­ве­даль­ные на­стро­е­ния, ко­то­рые не упо­ми­на­ют­ся всуе. Это как от­но­ше­ния с до­ро­гим че­ло­ве­ком, ко­то­рые хо­чет­ся про­жить и пе­ре­жить.

— Спек­такль вы со­зда­ли, про­чтя про­из­ве­де­ния Зи­на­и­ды Гип­пи­ус. А что ещё вдох­нов­ля­ет вас на твор­че­ство?

— Недав­но я по­смот­ре­ла фильм «Душ­ка» нор­веж­ско­го ре­жис­се­ра Йо­са Стел­лин­га с Сер­ге­ем Ма­ко­вец­ким в глав­ной ро­ли. То, что Сер­гей сде­лал, так прон­зи­тель­но, что ком сто­ит в гор­ле. На­вер­ное, ме­ня вдох­нов­ля­ют ра­бо­ты та­лант­ли­вых лю­дей. Ко­гда воз­ни­ка­ет внут­рен­нее со­зву­чие эмо­ций, чувств, мыс­лей, ко­гда ты по­ни­ма­ешь, что ты не од­на и есть лю­ди, ко­то­рые чув­ству­ют так же.

— А му­зы­ка?

— И му­зы­ка то­же. Недав­но на кон­цер­те Дмит­рия Ма­ли­ко­ва «Пи­а­но­ма­ния» он от­крыл­ся для ме­ня как очень се­рьез­ный, глу­бо­кий ком­по­зи­тор и вир­ту­оз­ный пи­а­нист, ра­бо­та­ю­щий на уровне Жа­на Ми­ше­ля Жа­ра и Эн­нио Мор­ри­коне. Я очень ра­да, что в на­сто­я­щее вре­мя Дмит­рий де­ла­ет то, чем со­би­рал­ся за­ни­мать­ся по окон­ча­нии кон­сер­ва­то­рии (ес­ли чи­тать его ин­тер­вью).

— Мно­гие вы­нуж­де­ны за­ни­мать­ся тем, что им не по ду­ше, но при­но­сит день­ги. А ва­ши ра­бо­ты, на­сколь­ко я по­ни­маю, неком­мер­че­ские?

— Да, это моя по­зи­ция. Мне ка­жет­ся, что ком­про­мисс в лю­би­мом де­ле ни к че­му хо­ро­ше­му не при­ве­дет. Зна­е­те, как го­во­рят: Бог дал — Бог взял. Это как биб­лей­ская прит­ча о за­ры­том в зем­лю та­лан­те. На­при­мер, я, тан­цов­щи­ца, не мо­гу се­бе поз­во­лить ра­бо­тать в ноч­ном клу­бе стрип­ти­зер­шей. У каж­до­го свой вы­бор, каж­дый ре­ша­ет за се­бя. Но мне ка­жет­ся, что «по­доб­ные ухо­ды в сто­ро­ну» ни к че­му хо­ро­ше­му не при­во­ди­ли. К со­жа­ле­нию, я знаю та­кие при­ме­ры. У мно­гих, пе­ре­сту­пив­ших через се­бя, слу­ча­лись в жиз­ни си­ту­а­ции, ко­то­рых мог­ло бы и не быть, кто-то спи­вал­ся, и так да­лее. Мне ка­жет­ся, что пре­да­тель­ство по от­но­ше­нию к са­мо­му се­бе, к то­му, что ты лю­бишь, без че­го не мо­жешь жить, — это са­мое страш­ное пре­да­тель­ство. Это как лю­бовь. Ес­ли лю­бишь че­ло­ве­ка, и чув­ство от­вет­ное, мне ка­жет­ся, есть смысл по­бо­роть­ся. Бы­ли же на зем­ле Ро­мео и Джу­льет­та.

— Как раз об этом ваш спек­такль «Ада­жи­ет­то»?

— Да, спек­такль как раз о внут­рен­нем вы­бо­ре глав­но­го ге­роя. Что для него важ­нее: удоб­ство или лю­бовь?

— Рас­ска­жи­те о сво­их пла­нах на бу­ду­щее?

— Недав­но воз­ник­ла идея пред­ста­вить мои ра­бо­ты во Фран­ции. Про­ект бу­дет на­зы­вать­ся при­мер­но так: «Вес­на Ксе­нии Мар­шан­ской». Бу­дут по­ка­за­ны спек­такль «Ада­жи­ет­то» и два мо­их филь­ма-ба­ле­та «Чув­ства» и «Три тан­ца». Во Фран­ции есть дав­няя за­ме­ча­тель­ная тра­ди­ция вы­ступ­ле­ний рус­ских ар­ти­стов, на­при­мер, зна­ме­ни­тые «Рус­ские се­зо­ны» Сер­гея Дя­гиле­ва, в спек­так­лях ко­то­ро­го со­еди­ня­лись раз­но­об­раз­ные сти­ли, на­прав­ле­ния, фор­мы. И в сво­ем спек­так­ле «Ада­жи­ет­то» я то­же хо­те­ла со­еди­нить несколь­ко па­рал­лель­ных ис­кусств. Мне ка­жет­ся, у нас это по­лу­чи­лось и фран­цуз­ской пуб­ли­ке, с мо­ей точ­ки зре­ния, есть что по­ка­зать. Ес­ли эти пла­ны осу­ще­ствят­ся, я бу­ду очень ра­да.

— Что для вас бли­же: те­атр или та­нец?

— Ско­рее все­го, та­нец. Я очень люб­лю тан­це­вать. Мно­гие из тех, кто ви­дел мои спек­так­ли, го­во­рят, что струк­ту­ра мо­их спек­так­лей ба­лет­ная. И все ис­пол­ни­те­ли то­же дви­га­ют­ся в рам­ках за­дан­ных ба­лет­ных форм. Да­же ак­тер Ана­то­лий Сми­ра­нин, ко­то­рый несет ос­нов­ную дра­ма­ти­че­скую на­груз­ку спек­так­ля «Ада­жи­ет­то», в ми­зан­сце­нах де­ла­ет про­фес­сио­наль­ные ба­лет­ные под­держ­ки. Сми­ра­нин — из­вест­ный ак­тер те­ат­ра «Сфе­ра», зна­ко­мый те­ле­зри­те­лям по се­ри­а­лу «Две судь­бы». Я счи­таю его роль в «Ада­жи­ет­то» этап­ной. По­ми­мо то­го, что в те­че­ние ча­са он не схо­дит со сце­ны, он дви­га­ет­ся как в кон­тек­сте совре­мен­но­го тан­ца, так и клас­си­ки, при этом не вы­хо­дя за рам­ки сво­ей ос­нов­ной про­фес­сии дра­ма­ти­че­ско­го ак­те­ра. Я аб­со­лют­но со­глас­на с Май­ей Пли­сец­кой, утвер­жда­ю­щей, что в на­ча­ле бы­ло не сло­во, а жест как вы­ра­же­ние эмо­ции через дви­же­ние. Ко­гда у лю­дей не бы­ло ре­чи, им нуж­но бы­ло свои чув­ства как-то опре­де­лять. На­вер­ное, всё-та­ки для ме­ня важ­нее та­нец.

— Ка­кие по­ста­нов­ки вам хо­те­лось бы ещё сде­лать? Ка­кие те­мы вас вол­ну­ют?

— Мой пер­вый спек­такль «Лю­би­те ли вы Брам­са?» был по­став­лен по про­из­ве­де­нию Фран­с­у­а­зы Са­ган. Ис­пол­ни­те­ли по­взрос­ле­ли, по­это­му мы этот спек­такль боль­ше не иг­ра­ем. Мне бы хо­те­лось этот спек­такль воз­об­но­вить, и бы­ло бы ин­те­рес­но сде­лать это с фран­цуз­ски­ми ак­те­ра­ми. Есть у ме­ня ещё од­на идея — я сде­ла­ла ин­сце­ни­ров­ку по од­ной очень ис­по­ве­даль­ной, ав­то­био­гра­фи­че­ской но­вел­ле. По­ка не бу­ду на­зы­вать это про­из­ве­де­ние. Ска­жу толь­ко, что ме­ня оно очень силь­но взвол­но­ва­ло, по­то­му что в нем есть лю­бовь, ко­то­рая не кон­ча­ет­ся с по­те­рей близ­ко­го че­ло­ве­ка, а про­дол­жа­ет­ся.

— То есть те­ма люб­ви для вас глав­ная?

— Мне ка­жет­ся, что дру­гой те­мы во­об­ще нет, про­сто не су­ще­ству­ет в ми­ре. По­то­му что те­ма люб­ви ос­но­во­по­ла­га­ю­щая. Ду­маю, лю­бовь — это глав­ное.

— Да­же ес­ли она вы­ра­же­на не через от­но­ше­ния муж­чи­ны и жен­щи­ны, всё рав­но она в ка­ком-то дру­гом про­яв­ле­нии при­сут­ству­ет в лю­бом про­из­ве­де­нии?

— Есть из­бран­ные про­из­ве­де­ния ис­кус­ства, ес­ли мож­но так вы­ра­зить­ся, «боль­ные». И вот имен­но эти «боль­ные» про­из­ве­де­ния как бы и есть для ме­ня свя­тые. На­при­мер, всё твор­че­ство Ма­ри­ны Цве­та­е­вой — это свя­тое. У Ах­ма­то­вой это­го нет, на мой взгляд, она бо­лее нор­маль­ная, по­это­му у неё и жизнь бы­ла бо­лее нор­маль­ная, раз­ме­рен­ная, спо­кой­ная. Про­из­ве­де­ния Чай­ков­ско­го, Шо­пе­на, Чар­ли Ча­п­ли­на... Ес­ли про­из­ве­де­ние свя­тое, то там толь­ко лю­бовь. Для ме­ня. По­то­му что лю­бовь мно­гое в нас ме­ня­ет. От­но­ше­ния мо­гут за­кон­чить­ся, но от­свет люб­ви оста­ет­ся в че­ло­ве­ке, без­услов­но. И мне ка­жет­ся, на­все­гда.

— Вы хо­ти­те се­бя ре­а­ли­зо­вать ещё в ка­кой-то сфе­ре?

— У ме­ня есть меч­та по­ра­бо­тать с фран­цуз­ским хо­рео­гра­фом как тан­цов­щи­ца, ис­пол­ни­тель. На фран­цуз­ский язык сло­во «ис­пол­ни­тель» пе­ре­во­дит­ся как «ин­тер­пре­та­тор». Это очень гра­мот­но, на мой взгляд, по­то­му что за­кла­ды­ва­ет из­на­чаль­но в ра­бо­ту ав­тор­ское про­чте­ние, воз­мож­ность най­ти свою те­му и вы­ра­зить её. На­при­мер, ин­тер­пре­та­то­ра­ми бы­ли Ан­на Пав­ло­ва, Ру­дольф Ну­ри­ев, Ми­ха­ил Ба­рыш­ни­ков... Ещё мне бы хо­те­лось сыг­рать в ки­но рус­скую ба­ле­ри­ну кон­ца XIX — на­ча­ла XX ве­ка.

— А в Рос­сии с кем бы вам хо­те­лось ра­бо­тать?

— Мне бы­ло бы очень ин­те­рес­но по­ра­бо­тать с Ро­ма­ном Вик­тю­ком. Я все­гда бы­ла вос­хи­ще­на его твор­че­ством. Имен­но это­му че­ло­ве­ку я обя­за­на тем, чем сей­час за­ни­ма­юсь. То есть фак­ти­че­ски его спек­так­ли опре­де­ли­ли мою судь­бу, бла­го­да­ря им я на­ча­ла но­вую жизнь.

— Свои про­из­ве­де­ния вы оди­на­ко­во лю­би­те?

— Да, по­то­му что каж­дое из них — опре­де­лен­ный этап мо­ей жиз­ни. Во вся­ком слу­чае, ни за од­но мне не стыд­но.

— Что по­мо­га­ет вам ид­ти по жиз­ни, пре­одоле­вать слож­но­сти? В чем вы чер­па­е­те си­лу?

— В се­мье, преж­де все­го. В от­вет­ствен­но­сти за тех лю­дей, ко­то­рые жи­вут ря­дом с то­бой. Мне очень до­ро­го вни­ма­тель­ное от­но­ше­ние и под­держ­ка, ока­зы­ва­е­мые мо­ей ра­бо­те чле­ном Со­ве­та Фе­де­ра­ции Ва­лен­ти­ном За­вад­ни­ко­вым. Вот это ощу­ще­ние, что ты не од­на, что твоя ра­бо­та нуж­на, к ней есть ин­те­рес и её по­ни­ма­ние, да­ет си­лы ра­бо­тать даль­ше.

— На­сколь­ко я знаю, у вас есть до­маш­ний пи­то­мец?

— Да, у ме­ня со­ба­ка по клич­ке Эн­ни. Три го­да на­зад я по­до­бра­ла трех­не­дель­но­го щен­ка и до ше­сти ме­ся­цев её ле­чи­ла. Бы­ло безум­но тя­же­ло, но мне это мно­гое да­ло, я очень из­ме­ни­лась с по­яв­ле­ни­ем Эн­ни в мо­ей жиз­ни. Со­ба­ка ни­чем не мо­жет по­мочь че­ло­ве­ку, кро­ме то­го, что она те­бя про­сто лю­бит. Это ни с чем нель­зя срав­нить. Мне ка­жет­ся, что быть пол­но­стью в ис­кус­стве и ни о ком не за­бо­тить­ся — не со­всем нор­маль­но. Че­ло­ве­ку необ­хо­ди­мо о ком-то за­бо­тить­ся. Имен­но эта за­бо­та де­ла­ет его че­ло­ве­ком.

---